Самозванцы

Осень. Холод медленно пробирается сквозь тонкие стены съемочного павильона, как будто сам воздух сгустился от неразрешенных тайн. 1993 год врывается в их реальность не громко, — скорее приглушенным эхом беспокойства, которое проникает даже в утренний чай главных героев. Они еще наивно верят, что ищут только ответы о гибели маэстро и смысл неоконченного «Бориса Годунова». Им кажется, за камерой всегда можно спрятаться, а настоящие драмы случаются где-то по ту сторону экрана. Шаг за шагом расследование затягивает поглубже. Монтажная пленка режет пальцы — и прошлое становится живым, бьется пульсом прямо под ребром. Кто-то из них вдруг задерживается в монтажной, кто-то застаивается у окна, разглядывая город, который меняется каждую ночь. Им не до разговоров о погоде. Их связывает не только упрямая жажда правды и нежность, еще и страх, что сами стали частью какой-то чужой пьесы, заранее написанной вне поля их зрения. Погоня за смыслами фильма превращается в поиск выхода из собственного лабиринта. Отношения трещат: где грань между верностью себе и верностью друг другу? На улице будто рвётся время — короткие вздохи перемен, которыe грозят смести всё, что кажется незыблемым. Как только рушится старый свет, герои замечают, что и сами уже другие. Ответы на главные вопросы сливаются с вечным московским дождем. И когда наконец осознают, как далеко забрались, назад уже не оглядываются: новая история начинается прямо на их глазах — не в фильме, а в их общей жизни.