Солдатская мать

Московский репортёр выныривает на рассвете из поезда. Дорога уводит его в хутор Первомайский – глухое место, где даже ветер особенно упрям. Лёгкая пыль с дороги, запах сырой земли, редкие дома — всё кажется чужим и важным одновременно. Его поручение чётко определено: интервью с Ефросиньей Семёновой, женщиной, которую все здесь называют материнским символом. Она похоронила девятерых сыновей. Каждый погиб на войне. Он впервые видит её неподвижный силуэт у забора — крепкая, прямо держащаяся, с усталым, но не сломленным взглядом. В доме полумрак, фотографий много, на каждой — знакомое родное лицо. За чаем она говорит просто. Сына находят в каждом слове: кто-то ушёл добровольцем, кто-то не дождался писем, кто-то верил, что вернётся. Говоря о каждом, она словно держит руку на сердце, а мужество звучит без пафоса, буднично. Все эти мужские имена не только строка в газетной вырезке — за ними стояла жизнь, которую она помнит по мелочам. Журналист слушает и видит — память не стареет, боль не притупляется. И только иногда в её голосе дрожит совсем другая жизнь: ни медалей, ни торжественных речей, лишь пустота одних колыбелей и голосов, которые больше не позовут с огорода к ужину. Тогда понимаешь: почет — не главное. Всё по-настоящему раскрывается в её тихих словах, в едва заметном жесте, когда ладонь гладит краешек фотографии. Мать, что держит каменную крепость надежды даже там, где осталась одна среди пустого двора. Любовь её — упрямая, без остатка. Надежда — последняя черта между солнцем и тенью.